Первая выпивка.Но неизвестность быстро рассеялась, когда нас уже минут через пять, вводили в дверь генеральского дома. Так называлась часть офицерского дома в форме буквы Г, где малая часть основания, смотрящая на Красный проспект, главная улица Новосибирска, с одним подъездом, была для комсостава СИБВО. В квартире играла музыка, взрослые уже были слегка подшофе, а детей рассаживали вокруг огромного овального коричневатого стола. Эх, сколько за мою жизнь хозяев этой квартиры менялось, мебель, особенно стол и через десятки лет оставался главой этой квартиры. Яства поразили меня своим обилием и вкуснатой, я такого не то чтобы не ел, но я даже названий не знал. Но всё же выработанная привычка сдерживания себя, дала повод обратить на себя внимания взрослых. Они почему-то все стояли за спинами сидевших детей, словно официанты и невидимо как бы "дирижировали" застольем. Открывали бутылки с лимонадом, тасовали еду, а то приносили новые вкусности. Я краем глаза заметил, что отец Люды, красавец генерал, показал глазами своей жене на меня, я же сидел как на иголках, еле сдерживая себя, мне так хотелось всё это попробовать и это наверно очень вкусно. Одноклассники ускоренно жевали, не подымая голов от тарелок, сметали всё что приносили, стучали ложки и булькали наполняемые стаканы, кто-то даже начал икать, все хихикнули и вновь принялись чавкать. Только я сидел и наблюдал за всеми, надкушенное пирожное, сохло у меня на тарелке. Я вздрогнул, когда неожиданно мама Люды, наклонившись почти к уху сказала:-"Тебе что не нравится?"- "Нет, что Вы, "- я подыскивал слова, чтобы как-то вылезти из неловкого положения и ляпнул:-"Понимаете, я сладкое не очень люблю, поэтому редко его ем". Я прямо посмотрел ей в глаза и она поверила, но все же сказала:-"Тогда может пойдём со мной и я тебя покормлю, наверно дома ты не успел?"-"Что Вы"-ответил я:-"Мама уже ждала меня с ужином и я успел поесть"-и опять посмотрел ей в глаза. Это была миловидная, ещё довольно-таки молодая женщина, лет 30, с темно каштановыми слегка вьющимися волосами с укороченной стрижкой и какими-то беспокойными, печальными глазами, хотя желающими принять весело-лукавый взгляд. Не знаю почему, но я проникся к ней каким-то доверием и встав из за стола, пошёл с ней в другую комнату. Там сидела стройная учительского вида седенькая старушка и что-то перебирала в кожаном, довольно-таки большом ридикю́ле. Чеховское пенсе со шнурком ещё больше её ассоциировало к принадлежащему классу и она это подтвердила, представившись Марьей Петровной. На столе были разные закуски и вина, водка и коньяк, красовалась икра разных цветов и различные рыбные и мясные деликатесы. У меня засосало под ложечкой, дома я естественно ни чего не успел поесть и почувствовал такой ужасный голод, что по моему у меня закружилась голова. Я побледнел и сел на стул, перед глазами всё поплыло и я кажется на мгновение потерял сознание, но так как старушка была занята ридикюлем, другая что-то ей объясняла, они видно ни чего не заметили. Тогда я, видя что за мной не наблюдают, я налил себе из красивой бутылки, как мне показалось лимонада, на кусок хлебы положил колбасы, какое-то мясо и сыр. Быстро всё это проглотил и запил из красивого хрустального бокала. Но это был не лимонад, правда сладковатая, тяжеловатая или тягучая жидкость. "Какой-то странный лимонад"- произнёс я и тут накатило, вначале в жар коснулся ушей, потом лица и всего тела. Потом ещё помню что что-то ещё хотел сказать, повернувшись с бокалом, увидел как мама Люды в испуге прижала ладони к лицу и старческий хохот с бывшей училки.

Утром проснулся я дома, сильно хотелось пить, я встал и взяв кружку, вышел к коридор, где у каждой двери стояло ведро с водой. Наверно я выпил два или три стакана, пока появилась баба Лиза. Её глаза ласково улыбались вместе со всем лицом, оно взъерошила мне волосы и потрепав по щеке спросила:-"Ну как пьяница тебе ликер?Это надо же так опростоволосится, пригласили в гости как человека, а он там мало того что напился, ещё и петь хотел и даже стихотворение какое-то начал, да уснул. Тут я кое что вспомнил и пошёл красными пятнами стыда, такого позора я ещё ни когда не испытывал. Я готов был сквозь землю провалиться и так насупился, что чуть не заплакал, правда плакать давным - давно отучили. Я тут же хотел сообщить что в школу больше не пойду, буду неучем, но последние мысли у меня застряли где-то внутри. Конечно я не раз видел пьяных и их поведение мне знакомо, но чтобы я песни пел и стихи читать пытался, но я ведь ни одной песни и тем более стиха я не знал. Я что-то захотел спросить у бабушки, но она куда-то ушла. Тогда я решил пойти извиниться за вчерашнее, в принципе мне почему-то было жаль только маму Люды, кстати я даже и её имени не знал, как-то мимо ушей пропустил или .. , ну да, когда я пришёл, она возможно и познакомилась со всеми до меня, а я не удосужился сам представиться. В подъезде генеральского дома, на первом этаже, в комнате были два охранника, меня остановили, спросили к кому я, позвонив пропустили. Я постучал в дверь, открыла мама Люды и как мать быстро меня обняла, затащила в квартиру и прижав к себе, чуть не плача спросила о моём здоровье. И показав на корзинку с крышкой стоящую на столе, сказала:-"Я вчера так переживала за тебя, что даже пришлось вызывать врача. Я думала что твои родители меня будут ругать. Это я во всём виновата. Я вот тут в корзинке собрала тебе кое что, отказ не принимается,"- я скромно промолчал. Но тут вышел хозяин дома и улыбаясь проговорил:-" Клин клином вышибать надо, опохмелиться пришёл?"- "Извиниться!"-промямлил я и повернувшись выскочил из квартиры. Я шёл и проклинал тот день когда я пришёл в эту квартиру, их ликёр или ещё какую-то дрянь, что стояла на столе, свою жадность, о чём мне бабушка Лиза говорила, что жадность и зависть, одни из самых страшных грехов человека. Вот что что, а вот это так въелось в моё сознание, что я пронёс это через всю жизнь и не разу не испытывал эти чувства, за что и с благодарностью вспоминаю бабушку. В 95, в Сухуми, она выпала из окна, когда его мыла, а сразу же начавшейся войне в начале 90тых, погибли и тётя Лида и моя мама. Так как я попасть в Сухуми не мог, то и не знаю что с ними случилось, да и есть ли их могила, куда бы можно было придти и помянуть, да и вообще поговорить. Мама моя убежала от войны в 39, когда фашисты напали на Польшу 1го сентября. И она с отцом, вместе с правительством, там у него был близкий друг, вначале в Румынию, потом в Великобританию эмигрировали. В 45ом она вышла замуж за лейтенант флота Ее Величества, он ходил по линии Ленд-лиз в конвое, охраняя суда. На фото, которое она как-то сохранила, мой отец был абсолютно седым,он умер в 33 в 49ом, такая короткая жизнь, но наверно очень насыщенная ужасами войны и гордостью исполненного долга, что сердце не выдержав остановилось. Война своё не забывает и настигает их даже через годы. Как отец так и мама, стали её жертвами. Я долго сидел на лавочке посреди Красного проспекта, мысли перескакивали с одного фрагмента вчерашнего, на другой и не придя к определённому консенсусу, отправился домой. И что первым бросилось мне в глаза, это корзина с крышкой, стоящая на столе.